Я пророчить не берусь,
Но точно знаю, что вернусь.
Пусть даже через сто веков
В страну не дураков, а гениев…
В голову пришла песня Игоря Талькова. Лариса часто её вспоминала, когда в груди нарастал ком, мешающий дышать, и она понимала: всё, больше не могу. Потом открывалось «второе дыхание», и она, сама удивляясь тому, что всё ещё жива, доходила до финиша. Иногда полумёртвой, но первой.
«Дыши, Лара, дыши! – приказала себе Лариса и, подражая командному голосу тренера, продиктовала: – Раз, раз, раз, два, три! Раз, раз, раз, два, три!» Она словно забыла, что сейчас уже не та студентка мединститута, приносящая вузу победу за победой в беге на длинные дистанции. Но эта команда помогала ей в любой ситуации.
…«Вы видели новенькую? – в ушах Ларисы всё ещё слышался возбуждённый голос завхоза. – Уж не знаю, какой она врач, но точно скажу – к нам она пришла за большими деньгами, чтобы пенсию себе выбить побольше!» Новенькой, вероятно, была она. Только вот о пенсии пока и думать не думала. Неужели она так плохо выглядит в свои 35 лет? К глазам подступили слёзы обиды. «Дыши, Лара! – повторила женщина, отходя от двери ординаторской, за которой шло бурное обсуждение её персоны. – Держись, ты сможешь! Сможешь доказать всем, что ещё молодая, обаятельная, привлекательная и… Как там дальше по тексту?»
Доказала она это уже через месяц. В коллективе только и судачили о романе, героиня которого то и дело обнаруживала на своём столе роскошные букеты бордовых роз и открытки с признанием в любви. Иногда во время её ночного дежурства пылкий поклонник являлся сам, будоража своими звонками больницу, и на глазах у всех падал на колени перед возлюбленной. Зрители тут же разделились на две группы. Одни негодовали по поводу того, как это простой слесарь-сантехник позволил себе ухаживать за дипломированным врачом, других волновало, что избранницей молодого человека стала женщина на 10 лет его старше. «Дыши, Лара, – приказывала она себе, чтобы не отвечать грубостью на пошлые шутки коллег, и часто вдыхала носом воздух.
А вскоре доктор Пантелеева, несмотря на пристальное внимание сослуживцев к своей персоне, всех удивила: ушла в декрет и сначала родила одну дочку, потом вторую. Председатель профкома, уполномоченная сообщить Ларисе, что та, являясь матерью-одиночкой, может рассчитывать на ряд привилегий, потом рассказывала в больнице, какие чудные у неё девочки и какая заботливая мама – помогает дочери справляться с внучками.
Спустя пару лет бабушки не стало. Плача над могилой, Лариса невольно ловила себя на мысли о том, что жалеет не столько её, сколько себя, оставшуюся с детьми одна, безо всякой поддержки. «…Я узнал, что у меня есть огромная семья, и тропинка, и лесок, в поле каждый колосок, – мысленно декламировала она, направляясь к дому, старясь при этом дышать часто и ритмично, как её учили. – Нельзя останавливаться, Лара. Землю зубами грызи, но беги!»
Было так трудно и страшно, что в какой-то момент ей показалось, что силы на исходе. И тут в дом ввалился Фёдор, нагруженный подарками для дочек. Он их обожал: целыми днями развлекал сказками и играми, а если кто-то заболевал, сутками дежурил возле кроватки. Благо, времени заниматься детьми у него было вдоволь, поскольку на работу ходить не требовалось. «Временные трудности, – объяснял он Ларисе. – Ты потерпи, и всё устроится – вот увидишь». Зарабатывать деньги пошла она. Вернулась в ту же больницу, а после дежурств «бегала по уколам», что приносило пусть небольшой, но дополнительный доход. «Беги, Лара, – уговаривала она себя не свалиться на ближайшую же лавку от усталости. – Раз, раз, раз, два, три…»
А дома ждал неприятный сюрприз. Чумазые непричёсанные девчонки прятались под столом, а пьяный гражданский муж храпел на диване, отравляя воздух перегаром. Она, подперев голову, долго смотрела на это отвратительное зрелище. А утром предложила Фёдору собрать вещи и навсегда исчезнуть из их жизни. Он ушёл медленно, сгорбившись и едва передвигая ногами. «Как побитая собака, – подумала Лара и чуть не заплакала от жалости к нему, к себе, к дочерям. – Дыши давай! Ты должна быть твёрдой. Ради девочек, ради себя, ради Фёдора. Он сделает выводы и вернётся к нам, и мы будем счастливы».
Как же она жалела потом об этом своём решении! Упав на колени, скребла ногтями пол и тихо завывала, не в силах поверить, что всё, увиденное по телевизору, – правда. Полчаса назад она проснулась среди ночи. В доме была тишина и кромешная тьма, и только экран мерцал голубым мертвенным светом. Оттуда, из глубины, на неё смотрел отец её детей. Ещё до того, как Лариса прибавила звук и услышала голос диктора, она поняла: случилось непоправимое. Голос за кадром равнодушно сообщал, что труп этого человека был обнаружен сотрудниками полиции в заброшенном доме, и они будут рады любой информации от тех, кто его узнал…
«Дыши, Лариса, дыши!», – но дышать не было сил. Жить тоже. И она вдруг поняла, что бежать ей больше никуда не надо – устала. Она заставила себя открыть глаза и вдохнуть поглубже. Воздух показался вязким и резко пахнущим, резало глаза. «Пожар, – ахнула она. – Надо спасать девчонок!». На то, чтобы поднять их с постели и засунуть голые ноги в валенки, ушло три минуты. А потом они, заворожённые зрелищем, смотрели, как пламя весело и азартно пожирает их деревянный дом. Дом, в котором родилась мама Ларисы, она сама и её дочки. Дом, которому так и не суждено было стать их родовым гнездом.
Ночевать погорельцев взяли к себе соседи. Весь следующий день знакомые несли кто что может из одежды и предметов гигиены. Глядя на себя в зеркало, Лариса недоумевала: – «Неужели это я? Неужели эта женщина в поношенной китайской куртке и старушечьем платке и есть та самая «спортсменка, комсомолка и просто красавица», привыкшая побеждать?» Больше к зеркалу она старалась вообще не подходить. Накинув куртёшку, угрюмо ходила на работу, где старалась не разговаривать с коллегами. Молча отводила девочек в детский сад и делала вид, что не слышит слов воспитательницы о сборе денег на игрушки и учебные пособия. Выправляла новые документы взамен сгоревших. Получалось со скрипом – нарядно одетые и хорошо пахнущие дамы в учреждениях смотрели на просительницу в обносках свысока, если не сказать презрительно, и заставляли вновь и вновь переделывать то одну справку, то другую.
«Скоро будет легче, – уговаривала себя Лариса. – Главное, верь и не останавливайся. И дыши, пожалуйста». Но никакие уговоры не помогали, потому что в глубине души она знала, что впереди будет только хуже.
В комнате в общежитии ей отказали, и не сегодня-завтра соседка попросит их с детьми освободить занимаемый угол, так как ждёт в гости родственников. На то, чтобы снять жильё, у неё денег нет, и в ближайшее время не предвидится. Вероятно, на какое-то время их приютят подруги, но долго терпеть присутствие в доме чужих людей, никто не будет. Неделя-две и, «прости, дорогая, у нас ремонт, потоп, эпидемия…» – найдётся масса причин, чтобы выставить загостившуюся Ларису на улицу.
«И всё же нельзя останавливаться, Лара, – жёстко сказала она себе, выравнивая дыхание. – Землю зубами грызи, но беги!»
